Александр Варго - Не та дверь [сборник]
Рома открыл холодильник. Так, в кастрюле борщ (Татьяна была лохушкой, но готовила отменно), в стеклянной «утятнице» котлеты… так, творожные сырки (дед прямо-таки обожал их), колбаса, сыр… В дальнем углу он увидел коробку зефира в шоколаде. Это деду подарила соседка, Анна Семеновна, глуховатая, но бойкая старушка, знающая все про всех, которую в любую погоду можно увидеть на лавочке под окнами. Зефир в шоколаде дед любил больше всего и с благоговением брал по одной штучке, делил ее пополам, одну половинку ел утром с чаем, другую вечером. И было бесполезно его убеждать, чтобы он ел вдоволь и что этот зефир не такой уж дорогой — деда было не переубедить. Слишком сильны остались воспоминания о войне и голоде. Роме вспомнилось, как однажды, разбирая балкон, он обнаружил заботливо припрятанные дедом жестяные банки с надписями следующего содержания: «горох», «гречка», «рис» и так далее. Судя по всему, все вышеуказанное было старше самого Ромы, и ради интереса он открыл одну из них, сразу отшатнувшись — в крупе была сборная солянка — жучки, тараканы и даже какие-то личинки. Естественно, он тайком выбросил эти банки. Туда же отправился и мешок с хозяйственным мылом — коричневым, крошащимся и характерно пахнущим. Дед складировал свои запасы по привычке, вряд ли осознавая, что все это когда-нибудь ему пригодится. Получая пенсию, какую-то часть он обязательно тратил на спички, соль, сахар, тушенку, макароны и бережно прятал это на антресоль, под кровать или на тот же балкон.
Рома налил в хромированную плошку борща, быстро сделал несколько бутербродов, достал чай в пакетиках и поставил это все возле микроволновки. Он улыбнулся, вспомнив, какого труда стоило ему уговорить деда пользоваться печью — тот по старинке упорно хотел подогревать на газовой плите. Но вместо газовой в их квартире уже давно стояла современная электроплита со встроенной панелью, и Рома не хотел рисковать, доверяя ее деду.
— Дед, ты скоро там? — нетерпеливо крикнул Рома, насыпая в стакан сахар. Стакан бы граненым, с трещинкой, в потемневшем от времени посеребренном подстаканнике с изображением герба СССР, и дед пил чай только из него.
Молчание. Рома подошел к туалету и постучал. Дверь приоткрылась. Он толкнул ее, чувствуя, как возле сердца что-то неприятно заскреблось. И тут же непроизвольно отшатнулся, ловя себя на мысли, что с днем рождения придется подождать. Дед сидел на унитазе, как-то странно подобрав ноги, будто испытывая сильные рези в животе, руки прижаты к груди, лицо пепельного цвета. Губы сжаты так плотно, что их почти не видно, глазные яблоки выкатились вперед, того и гляди выскочат.
— Бббб… бббб, — дед качнулся вперед, и если бы Рома не подхватил его, он свалился бы на пол. От старика пахло мочой. На полу тоже была лужа.
— Что случилось? — спросил Рома, с трудом удерживая деда. Несмотря на свою спортивную форму, поддерживать на себе старика оказалось делом не из легких.
— Рр… ррр… Ромочка, — выдохнул дед.
Рома пинком открыл дверь и, ловко перехватив деда за подмышки, стал волочить его в коридор. Задрались старые семейные трусы и мокрые тренировочные брюки, один тапок слетел. Рома тяжело дышал и старался не смотреть в выпученные глаза деда, подернутые молочной пленкой катаракты. Сухие губы шевелились, словно дед пытался сказать что-то важное.
— Молчи, ничего не говори, — приказал Рома, отдуваясь. Черт, ну и тяжелый же он! — Сейчас вызовем врача…
Кое-как он дотащил деда до кресла в коридоре и остановился передохнуть. Боже, что с ним произошло? Приступ? Инфаркт?
Дед, будто угадывая мысли внука, снова забормотал что-то неразборчивое, как если бы пытался объяснить Роме, что с ним стряслось.
— Н… ноги, — наконец простонал он, хрипло кашляя. — Ромочка, ног не чувствую…
Рома с трудом усадил деда на кресло, вытер пот со лба и кинулся к телефону. Как только он взял трубку, зазвонил его мобильник. Чертыхаясь, он вытащил его из кармана и взглянул на панель. Жанна, черт бы ее побрал.
— Чего тебе? — рявкнул он в трубку.
— Чего мне? — изумилась девушка, чуть не задохнувшись от возмущения. — Долго я буду тут ждать тебя? Ты там что, со своим дедом самогон пьешь?! Или ты передумал ехать на…
— Я перезвоню, — перебил ее Рома и выключил мобильник. Сучка. Посмотрел на трубку стационарного телефона, оттуда вместо непрерывного гудка уже шли короткие, как всегда бывает, если долго держать снятой трубку, не набирая номер. Затем перевел взгляд на деда. Тот едва заметно вздрагивал, изо рта вылез комок пены.
Рома положил трубку на столик. Ту-ту-ту, безразлично слышалось из нее. Он шагнул к деду и присел перед ним на корточки. Тот уже не вздрагивал, голова беспомощно свесилась на грудь.
— Эй, — тихо позвал Рома, боясь поверить в страшное. Он медленно протянул руку и коснулся лба деда. Он был прохладный и слегка влажный.
— Дед! — сказал Рома громче. Он выпрямился, совершенно растерянный. Похоже, старик умер.
— Ту-ту-ту, — продолжало доноситься из трубки.
Если он умер, то вызвать нужно не «Скорую», а труповозку. И в милицию позвонить, участковому, подумал Рома.
«А умер ли он? — раздался у него в мозгу внутренний голос. — Может, он просто без сознания». Рома кашлянул. Кажется, в таких случаях проверяют пульс. Ему стало не по себе. Да, это был ЕГО дед, которого он знал с самого рождения, который гулял с ним в парке, кормил белок и мастерил для Ромы деревянные мечи, но сейчас, глядя на эту скрюченную, безжизненную фигуру с хлопьями пены на подбородке, он понимал, что никакая сила не заставит его прикоснуться к
(трупу)
телу.
«Зеркало», — шепнул ему тот же голос, и Рома встрепенулся, чуть не хлопнув себя по лбу. Ну конечно, зеркало, как он мог забыть об этом! Он вошел в комнату деда и открыл тумбочку. Какие-то таблетки, капли для глаз, карандашный огрызок, две грязно-желтые пятикопеечные монеты, пипетка… Б…дь, сколько же здесь барахла! Наконец из самого дальнего угла было извлечено небольшое зеркальце с отколотым уголком. Закрыв тумбочку, Рома чуть ли не бегом бросился к креслу, где все так же неподвижно сидел дед. Медленно-медленно, затаив дыхание, Рома поднес зеркальце под его полуоткрытые губы. Через минуту, показавшуюся ему вечностью, он убрал зеркальце и посмотрел на него. Сквозь сжатые зубы с шумом вышел воздух. Зеркало было чистым. Ни пылинки, ни соринки, ни, что самое главное, хоть малюсенького запотевшего пятнышка.
Умер. «Он умер», — стучало у него в мозгу, как отбойным молотком. На негнущихся ногах Рома прошел на кухню, пытаясь собраться с мыслями. Так, все нормально, держи себя в руках. Взгляд наткнулся на плошку с борщом и приготовленные бутерброды. Внезапно Рома почувствовал огромное желание выпить. Он открыл холодильник и достал стоявшую слева на полочке наполовину опорожненную бутылку «Русского стандарта», машинально вспомнив, что она стоит тут с Девятого мая. Дед пил, как говорится, только по праздникам (если только Рома не соглашался вместе поужинать с ним — тогда тоже с удовольствием опрокидывал рюмочку, но не более), и стояла бы тут до Нового года, если бы… если бы…
Он плеснул водки в стакан, запоздало вспомнив, что там уже насыпан сахар и лежит пакетик «Липтон». А-а, хрен с ним. Выдернув намокший пакетик, он залпом опрокинул в себя ледяную жидкость. Поперхнулся, проглатывая попавший в рот сахар, и сел за стол. Снова запищал мобильник, но он не обратил на него внимания.
Итак, что теперь делать? Набирать «02»? Позвонить матери в Испанию? Вот это будет для нее ударом!
Странно, но водка подействовала почти мгновенно. Страх моментально улетучился, кружащиеся нестройным хороводом мысли выровнялись, как шеренга дисциплинированных солдат, и он стал размышлять. И чем больше он думал, тем больше ему казалось неразумным кому-либо сообщать о крайне неприятном событии. Во всяком случае, именно сейчас. Потому что причина плавала на самой поверхности.
День рождения. ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ.
ЕГО ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ. Эти буквы пульсировали перед глазами, как неоновая вывеска в безлунную ночь.
Черт, все упиралось в это. Если сейчас сообщить о смерти деда, то «похоронный» маховик раскрутится так, что про дачу можно забыть. Деда увезут в морг. Мать, конечно же, тут же вылетит в Россию. Придется звонить в военкомат, выяснять насчет похорон и других нудных формальностей. Далее звонить всем родственникам. Готовить костюм. Точнее, форму, дед ведь военный…
Был военным, поправил он себя. Боже, какой геморрой! И почему это произошло именно за пять минут до его отъезда на дачу?!
Рома чуть ли не с отвращением посмотрел в коридор, на темную ссутулившуюся фигуру, застывшую в кресле.
Так, еще раз. Если он пойдет по этому пути, все его труды по организации собственного дня рождения пойдут к чертям. Не переносить же его на следующую неделю? Что же делать?
